В конце июня 1954-го, чуть больше года спустя после смерти Сталина, Васыль Стус выпустился из сталинской школы, получив серебряную медаль. Никто никаких замечаний к нему не имел, все предметы он сдал на отлично, но родители оставались в оккупированном немцами Донбассе во время войны. Чиновникам от образования такой причины было достаточно, чтобы не номинировать парня на золотую медаль.
Впрочем, для 16-летнего юноши это не имело никакого значения. Васыль верил в себя, был уверен, что все дороги открыты, поэтому собрал вещи и поехал в Киев — столицу той настоящей Украины, по которой он тосковал и которой грезил.
Сталино он оставлял почти без колебаний, ведь осознание собственной инаковости и готовность к активной жизни толкали в столицу.
После грязноватого общего вагона пассажирского поезда, облезлой и пропитанной угольной пылью станции Сталино конструктивизм Киевского вокзала стал словно обещанием новых и близких свершений, к которым юноша так стремился.
Однако на «всякие философии», как говорила мама Васыля, времени не было. Надо было спешить в приемную комиссию, чтобы подать документы.
К счастью, приемная комиссия факультета журналистики Киевского университета находилась рядом. Преодолевая волнение Васыль открыл тяжелую дверь и, после недолгих поисков, отыскал нужную аудиторию.
- Какой год? Тридцать восьмой? Мал еще. Мы и тридцать седьмого не всех берем.
Какие-то объяснения Васыля не имели никакого значения. Он понял, что после первого курса должна быть практика, а на практику по советским законам можно посылать только тех, кому исполнилось полных 18 лет.
Но наиболее неприятным было холодное безразличие какой-то тусклой фигуры, которая должна принимать документы. Васыль привык к другому, более теплому отношению к себе. На Донбассе, особенно в школе, он завоевал уважение преподавателей, которые ценили этого удивительного, хорошо образованного юношу из бедной «грачевской» семьи...
Еще были какие-то формальные разговоры, но Васыль уже все понял: в Киевском университете ему не учиться. Он рассматривал старые стены здания, по которому ходили Николай Костомаров и Владимир Перетц, Николай Иванышев и даже сам Мыкола Костевич Зеров, имя которого хоть и было под запретом, но какой это поэт!
Васыль уже понял: Киев безразлично оттолкнул его.
— Что я скажу родителям?.. Я ехал за победой... Почему?.. что там говорили о родителях?.. об уровне публикаций?.. да ведь они их даже не посмотрели...
Не дослушав до конца мотивы отказа, Васыль сгреб бумаги и быстро направился к выходу.
Чувствуя горький вкус первого жизненного поражения, Васыль поднял голову и только тогда заметил, что солнце клонится к закату, а ночевать негде. Надо спешить.
— Я еще вернусь к вам победителем, — неизвестно кому угрожал он и порывисто направился в сторону железнодорожного вокзала. — Я еще вернусь, — в последний раз бросил взгляд через плечо на красное пятно университета, которое показалось ему бездушной холодной стеной, о которой разбились его юношеские мечты.